- Оставим только рыжих, - сразу сказала я.
Собака яркая как лисица. Аж с красным отливом... Красивая тварь.
Щенки один за другим выползали из её пизды. Сидели мы с Витькой возле этой блядищи аккурат до двух ночи: рожала по одному щенку в полчаса. Выла, металась, скулила, вылизывала себя от какой-то зелёной жижи...
Вот сволочь! Ни одного похожего на себя не родила. Все мелкие и чёрные, как смола. Недаром она ямы за домом роет - с кротом что ли еблась? Но потом вспомнила я, с кем она трахнулась, вспомнила! Слюнявого отвратительного кобеля с помойки, точь-в точь как эти крыски.
- Но почему ни одного рыжего? А как же закон Менделя? В школе ведь проходили: расщепление три к одному!
- Забыл я, чего там в законе? - пробормотал Витька, открывая бутылку водки.
- Если чёрный кобель доминантный был, то три щенка чёрными должны родиться и один рыжий - в мать. А вот ни хрена! Объебал нас монах! Так объебал. А мы исчо на этой хуйне современную науку строим. Хули сказать - восемь тварей из пизды вылезло. И ни одного рыжего! Двоих оставлю - чтоб собака не озлобилась, а остальных - в расход. Не могу я столько скота воспитывать, да исчо беспородного.
Говорю Витьке:
- Ты понесёшь топить, я боюсь.
Витька - буддист. Мне его жалко подставлять под такое дело.
- А буддистам можно животных убивать? - подленько ною.
- Они мусульман нанимают, чтобы те убивали. Например, скот в Тибете.
- Фарисеи чистой воды
- Ну, вроде того. Так не будем же фарисеями. Колбасу ведь жрём.
Витька такой, что всё на себя примет.
Запер он собаку в комнате и протягивает мне копошащихся крысок:
- Быстро выбирай.
Я схватила первых попавшихся и ощутила себя почти Богом. Тошнотное состояние - решать: кому жить, а кому сдохнуть...
А дальше всё как по Есенину.
Шестерых всех поклал в мешок. Двоих, правда, оставил дома, чтоб не катились глаза собачьи золотыми звёздами в снег...
Пошёл он на реку, где мы обычно гуляем. С мостика покидал в воду слепую хуету.
Унеслись собачьи души в рай.
...Разлили мы с Витькой на кухне водку, он вдруг улыбнулся:
- Вспомнил, в детстве выловили мы с мальчишками мешок в Говнянке. Ткнули в него палкой. Мешок распоролся, а внутри как будто голова круглая, вся покрыта светлыми волосами. Думали, отрубленная. Потом уже когда убежали, догадались - щенки это были, крупные, может, от овчарки... Смеялись долго.
Пахло в доме отвратительно. Чем-то нутряным и приторным. Но вскоре всё стало безразлично, бухнули крепко, так что даже гопарей в ту ночь под окнами не слышали.
А трое щенят тонко попискивали на коврике: последнего моя сцука дорожала уже под утро - рыжего.