Дорогая Констанца, слышь, Буносьё, пишет те, бля, верный твой гасхгхонець: по причине злобства отца Жозефа, вникающего в письма, пользуюсь "эзопом" – умудрённый да разумеет –как ты тама? –а мы ничегось, голодуем. Мороз то ныннеча в Париже – свыше пятидесяти, и гвардейцы, слышь, Кардинала, стали, поссавши примерзать к вышкам –мы ихих по утряне кайлом откалываем и вниз мечем. Жись –только держись! вот этта, ботфорты валяны нах прохудились –толью подматываю.
Гнядой жеребчик мой – нячо- скачеть, стучить колесом о достку. Той и дело пускаю в ход шпагу – стрекочеть, калёная, о камень, ажно в глазах мерцаеть. Даве Арамиса наш вновь ворам проигралси «на представку» - ибли его в ночи всем гуртом; а я –чаво? : у мушкетёров, бля, закон: (жрать) – один за всех, а (пизды) – потом: всем за одного, коль оный хорошо спряталси. Наколол профиль короля нашего, Людовика, на груде –да хуёв-то, слышь, помогает: всё ришильёвские да мазаринины козни. Ты ж беряги себе, у вас, у монастыре кармелиток, слышно, режим помягче.
Цалую тя во все дыры, пяшы, коль найдёшь бумажки клок и карандашный обгрызок.
Твой рыжий Гастгониц.
28-01-2009 |
