Ах как же хорошо, мороз и солнце, день чудесный! Длинный забор, напоминающий зубы старика, такой же проряженный временем или же чьим-то заботливыми руками. На заборе те же надписи, что по всей Руси-матушке: ХУЙ. Забора практически нет, а ХУЙ есть. Как же это здорово. А за забором обломки кирпичей. Ещё одна надпись: Жанна сосёт. При этом ни телефона, ни других ссылок нет. Даже обидно. Хотя возможно это радостный муж написал. Спиздил пару листов жести, а на оставшейся радостно сообщил всему миру, что вот так, мол. Молодец! Пиши ещё!
Забор кончился, стало совсем грустно. Какое-то время шёл через пустырь-минное поле. Хорошо, что утром был мороз и вляпаться в сюрприз было практически невозможно. А вот сломать ногу- запросто. За пустырем начинались хорошо укреплённые стены нефтебазы. Форд Боярд. Хотя форд и охраняли парочка собак, с торчащими рёбрами, было видно не вооруженным взглядом, что не было там ни нефти, ни собственно базы. Была огороженная территория и былое величие, какое остаётся у древних руин замков. А теперь остался массивный забор из дорожных плит и две собаки, напоминающих узников Освенцима.
За нефтебазой начинался элеватор, единственное живое существо в поселке. Да и тот смотрел на мир выбитыми глазницами и каркал воронами. Возле элеватора кучковались несколько КАМАЗов, ждущих своей очереди. Отдельно стояло здание конторы, затянутое в новенькую парчу бежевого металлосайдинга. На крыльце конторы курили две девушки и солидный дядя с большими ушами. Дядя всё время смеялся, а девушки поеживались от холода. Затем они побросали окурки в урну и зашли внутрь.
За элеватором была уже нужная мне улица имени Горького. С такой же горечью она почти всегда была проклинаема всеми владельцами машин. Асфальт здесь когда-то был, но его победили черные дыры. Ямочный ремонт прошел мимо улицы Горького. Хотя пешком было всё равно. Идти по над дорогой было даже лучше, чем по ней.
Я дошёл до своего дома, пёс даже не гавкнул на меня, старый стал, только высунул нос из будки, понюхал воздух и засунул морду обратно. Зато возле двери крутилась кошка. Эта проныра своего не упустит. Я отпер дверь, и первой впустил кошку. Пусть чувствует себя хозяйкой. Не успел я ещё разуться, зазвонил стационарный телефон. Благо он висел в коридоре. Я поднял трубку и выслушал сухое решение начальства, лишённое всякой новизны. Я зашнуровал ботинок, закрыл дом и снова пошел на работу по улице Горького, мимо карающего элеватора, мимо неприступного форда нефтебазы, мимо Жанны, которая по-прежнему сосёт.