Приключилась как-то со мной история,
Какой не бывало в среде писательской:
Решил подстричься себе на горе я
В дешевой, собственно, парикмахерской.

Не в новоявленном барбершопе,
Но в самой обычной, еще советской,
Она находилась в какой-то жопе –
Между Таганской и Павелецкой.

А впрочем, трезво подумать если,
Даешь «модельную», «бокс» и «теннис»!
И вот сижу я в потертом кресле,
Ногой качаю, не ерепенясь.

Меня стрижет парикмахер Лена,
В руках умело мелькают ножницы,
А я себя ощущаю пленным,
Моя прическа – её заложница.

Как хвать за чуб, угрожая феном,
Приставив будто к виску двустволку,
Рванусь – пустите! Ответит – хрен Вам!
И тут же вмиг мне отрежет челку.

Потом возьмет и своей машинкой
Меня побреет почти что наголо,
Махая ею, как в драке финкой,
Я стану страшным, почти как Дракула.

Затем, согласно шкале расценок,
Возьмет за стрижку рублей четыреста,
И стану лысым пугать я девок,
На мужиков наезжать задиристо.

Хотел смотреться как Элвис Пресли,
Но вместо этого только лысина,
Невольно вздрогнул я, сидя в кресле,
Почти все было, как здесь описано.

Постригли коротко, как Лавкрафта,
Хоть «ёжик» свойственен для мужчины,
Но от растительного ландшафта
Осталось ровно три волосины.

Меня полили одеколоном,
И вышел в ливень я между струй его,
Теперь стригусь в дорогих салонах,
Закрылась та богадельня…

(на этом рукопись обрывается)