Начинаем нашу новую рубрику "Великие литературные вечера". "Почему "великие"?" - спросит пытливый читатель. Отвечу: "Потому что веду эти вечера - я. И обсуждаем великих мира сего и того, а точнее их труды." В последствии наши дискуссии, которые всенепременнейше должны возникнуть в ленте комментариев, могут служить основой для школьных сочинений и различного рода диссертаций. И еще одна цель – заинтересовать потенциальных читателей тем или иным произведением, чтобы можно было взять и прочитать. Начнем, пожалуй...
Ромен Роллан является одним из моих любимых писателей. Вдаваться не буду - можете погуглить и повикипедничать. Хочу поделиться с вами, дорогие мои читатели, выдержками из гениальнейшего произведения "Кола Брюньон", каждая строчка которого наполнена жизнью, юмором и теплом. Романы его я разбирать не стану, а лишь советую причаститься к его творчеству, ибо я вас благословляю и направляю. Конечно же, я постараюсь вложиться в один креос, так как сознание молодежи сейчас короткое и ебанутое. Они понимают только короткие сообщения, передающиеся с телефона на телефон. Долговременная память начинает атрофироваться и подгнивать. Поэтому... Тьфу ты, бля! Нет! Буду писать много и самым извилистым и шершавым языком, чтобы снять с ваших мозгов налет дебилизма, слой гламура и скорлупу похуизма. Очнись, детвора! Пора читать, бляди! Сколько можно!
«Кола Бруньон»
Пишет Кола дневник, излагая мысли о себе, о времени, о близких людях. Интересны его самокритичные замечания по поводу писанины:
«Я рассказываю то, что видел, то, что сказал и сделал… Ну не безрассудство ли? Для кого я пишу? Разумеется, не для славы: я, слава богу, не дурак, я знаю себе цену… Для внуков? Что останется через десять лет от всех моих бумаг? Моя старуха меня к ним ревнует, она палит все, что ни найдет… Так для кого же? Да для самого себя. Для собственного нашего удовольствия. Я бы лопнул, если бы не писал.»
Так и я. И жена ревнует, и лопнул бы я точно так же…
Кстати, о семейных ценностях и о себе:
«Во-первых, я имею себя, — это лучшее из всего, — у меня есмь я, Кола Брюньон, старый воробей, бургундских кровей, обширный духом и брюхом, уже не первой молодости, полвека стукнуло, но крепкий, зубы здоровые, глаз свежий, как шпинат, и волос сидит плотно, хоть и седоват. Не скажу, чтобы я не предпочел его русым или, если бы мне предложили вернуться этак лет на двадцать или на тридцать назад, чтобы я стал ломаться. Но в конце концов пять десятков — отличная штука! Смейтесь, молодежь. Не всякий, кто желает, до них доживает. Шутка, по-вашему, таскать свою шкуру по французским дорогам полвека сполна, в наши-то времена… Бог ты мой, и вынесла же, милые мои, наша спинушка и ведра, и дождя! И пекло же нас, и жарило, и прополаскивало! И насовали же мы в этот старый дубленый мешок радостей и горестей, проказ и улыбок, опыта и ошибок, чего надо и чего не надо, и фиг, и винограда, и спелых плодов, и кислых дичков, и роз, и сучков, и всего, что видано и читано, и испытано, что в жизни сбылось и пережилось! Всем этим набита наша сума вперемешку! И занятно же в ней порыться!.. Стой, не вдруг, милый друг! Пороемся завтра. Если я начну сегодня, то не будет и конца… Пока что запишем для справки, какие товары имеются у нас в лавке.
У меня есть дом, жена, четверо сыновей, дочь, замужняя (слава тебе, господи!), зять (само собой!), восемнадцать внуков, серый осел, собака, шесть кур и свинья. Ну и богач же я! Наденем очки, чтобы получше разглядеть наши сокровища. Перечисляю я их, по правде говоря, только для порядку. Случались войны, заглядывали солдаты, и неприятельские и приятельские. Свинья посолена, осел хром, погреб выпит, курятник ощипан.
Но жена-то у меня есть, черт возьми, есть действительно. Слышите ее голосок? О таком счастье не забудешь: она моя, она моя, голубушка, это я ее обладатель! Ах ты, старый плут, Брюньон! Все тебе завидуют… Господа, за чем же дело стало? Если кто желает ее взять… Женщина бережливая, работящая, скромная, честная, словом, преисполненная добродетелей (это ей не впрок, и я, грешный, сознаюсь, что семи тощим добродетелям предпочитаю упитанный грешок… Но будем добродетельны, раз уж приходится и такова воля божья)… ой, и беснуется же она, наша неблагодарная Мария, наполняя дом своим сухопарым телом, всюду шаря, всюду лазя, ворча, бурча, бормоча, крича, от погреба до чердака, изгоняя пыль и тишину!»
И моё самое любимое про жену:
«Она меня бесит; ей, во всяком случае, хотелось бы меня взбесить; но не тут-то было: я слишком ценю свой покой и не настолько глуп, чтобы из-за слов огорчаться хоть на грош. Идет дождь — пусть идет. Гремит гром — пою на весь дом. И, когда она орет, я смеюсь во весь рот. Почему бы ей не орать? Разве я собираюсь ей мешать, этой женщине? Я ей смерти не желаю.
Завел жену — забудь тишину. Пускай себе тянет свою песенку, я буду тянуть свою. Коль скоро она не делает попыток заткнуть мне клюв (она и не покушается, она знает, к чему бы это привело), пусть себе чирикает: у всякого своя музыка.»
А по профессии Кола – это столяр, который до безумия предан своему делу и вознес его в ранг искусства.
«Я из братства святой Анны, столяр.» - так он отзывается о своей работе.
И далее просто ода всем столярам:
«Вооруженный топориком, долотом и стамеской, с фуганком в руках, я царю за моим верстаком над дубом узлистым, над кленом лоснистым. Что я из них извлеку? Это смотря по моему желанию… и по чужому кошельку. Сколько в них дремлет форм, таящихся и скрытых! Чтобы разбудить спящую красавицу, стоит только, как ее возлюбленный, проникнуть в древесную глубь. Но красота, которую я обретаю у себя под рубанком, не жеманница. Какой-нибудь поджарой Диане, без переда и зада, любого из этих итальянцев, я предпочитаю бургундскую мебель, со смуглым налетом, кряжистую, сочную, отягченную плодами, как виноградный куст, этакий пузатый баул или резной шкаф, в терпком вкусе мэтра Гюга Самбена. Я одеваю дома филенками, резьбой. Я разворачиваю кольца винтовых лестниц; и, словно яблоки из шпалеры, я выращиваю из стен просторную и увесистую мебель, созданную как раз для того места, где я ее привил. Но самое лакомство — это когда я могу занести на бумагу то, что смеется в моем воображении, какое-нибудь движение, жест, изгиб спины, округлость груди, цветистый завиток, гирлянду, гротеск, или когда у меня пойман на лету и пригвожден к доске какой-нибудь прохожий со своей рожей. Это я изваял (и это венец всех моих работ), на усладу себе и кюре, скамьи в монреальской церкви, где двое горожан весело чокаются за столом, над жбаном, а два свирепых льва рычат от злости, споря из-за кости.»
Люди – я рыдал над каждым словом! И как апогей:
«Как хорошо стоять с инструментом в руках у верстака, пилить, строгать, сверлить, тесать, колоть, долбить, скоблить, дробить, крошить чудесное и крепкое вещество, которое противится и уступает, мягкий и жирный орешник, который трепещет под рукой, словно хребет русалки, розовые и белые тела, смуглые и золотистые тела наших дубравных нимф, лишенные своих покровов, срубленные топором! Радость верной руки, понятливых пальцев, толстых пальцев, из которых выходит хрупкое создание искусства!»
«Мои руки — послушные работники, управляемые моим старшим помощником, моим старым мозгом, который, будучи сам мне подчинен, налаживает игру, угодную моим мечтам. Служили ли кому-нибудь лучше, чем мне? Ну, чем я не царек? Разве я не вправе выпить за мое здоровье? И не забудем также (я чужд неблагодарности) здоровья моих доблестных подданных. Благословен день, когда я явился на свет!» В общем, чем дальше пытаюсь показать вам ВЕЛИКОЛЕПИЕ романа, тем менее хочется делать копипасту отрывков и кусков. Люди, найдите в интернетах, почитайте и скажите свое мнение. Я щитаю, что на этих страницах давно не велось литературных прений и диспутов, канули в Лету споры прозаиков и романистов, а поклонники документалистики вообще не находят здесь себе места. Давайте читать! Давайте точить перья - и описывать впечатления! Советуйте, привлекайте и осуждайте нежелающих!
Напоследок несколько фраз для затравки и привлечения внимания:
"Господи, я тебя чту и полагаю, при всей моей скромности, что мы с тобой видимся не один раз в день, если только не врет поговорка, добрая галльская поговорка: «Кто пьет много, видит бога». "
«Тот настоящий дядя, кто потчует, в рот не глядя»
Порядок — это значит не делать того, что хочется, и делать то, чего не хочется. Это значит выколоть себе один глаз, чтобы лучше видеть другим.
Терпи, пока ты наковальня. Бей, когда будешь молотом…
Беда от нас пешком, а к нам верхом Многое там еще. Удачи.
|
