Ах, да, как же я забыл про Полового. Он хоть с Трактирщиком и не соглашался, но уважал его сильно, потому что знал давно. Впрочем, Мельника он тоже уважал и охотно ел его хлеб. И Бражника тоже уважал, а раз уважал, не мог не пить его хмельного меда. Стражника уважал тоже, наверное, по крайней мере, алебарду ему чистить помогал от крови и ржавчины. В основном от ржавчины. Ну и Монахиню, божью невесту, уважал сильно и даже четки ей сделал из шишечек лиственницы. Хотя она и сама на все руки мастерица была. А Кровельщика даже немного боялся, ему все казалось, что Кровельщик по ночам ему в окна заглядывает, свесившись с крыши.

А еще к ним приходили друзья художники: Портретист и Пейзажист-глобалист. Пейзажист все хотел в яркие тона раскрасить и праздник устроить. Но Трактирщик ему всегда строго говорил: тут у нас не кафе мороженное, а серьезное заведение, сюда напиваться приходят, а не хихикать и в прятки играть. А Портретист все мечтал свою галерею открыть, "Портреты проживающих в Корчме", но у него ничего не получалось, потому что, когда он портрет заканчивал, зачастую оказывалось, что оригинал или умер от несварения, или упился пивом или его Трактирщик выгнал, за то, что кроме чая ничего не заказывает.

Совсем забыл про Лучника: он тоже любил в Корчме останавливаться и в свободное время стаканы с кружками протирать, пока однажды не разозлился на Трактирщика. Трактирщику показалось, что Лучник научился лучше Монахини стаканы протирать, он возьми да и подсунь ему вместо замшевой ветоши – наждачную бумагу, а дело в потемках было, посетители требовали пива, Лучник и не заметил подмены, а когда заметил – было поздно, свою любимую кружку он уже испортил. Лучник молча собрал стрелы в колчан, да и ушел из корчмы в свою казарму, к которой был приписан.

А еще в самом темном углу Корчмы поселился Поэт. Он стихи-то может и неплохие писал, но уж больно мерзок был поведением своим и непостоянством облика, то с бородой ходил, то бритый. Да и возмущался иногда порядками. Но Поэт был неглупый и бухтел все больше в кулачок. На кровлю вещать и жечь глаголом не лез. За это его все ценили и даже беззлобно подтрунивали, но за хорошие стихи всегда Большое пиво выставляли, а иногда Маленькое, а иногда обещали только, но это реже, он же не девушка, чтоб его динамить.

Но самые долгие разногласия были по поводу меню. Очень долго все препирались, пока не решили, что проверенные котлеты, моченые яблоки и чесночные хлебцы буду в основном меню, а подозрительная фуагра и осетрина в другом. Причем договорились так, чтобы котлеты стоили дороже осетрины, назвав это оригинальным маркетинговым ходом.

Овчар (любил с овечками возится, но непрофессионально) тоже был, точнее это был тот же Пейзажист-глобалист, которой дивной красоты фреску во всю стену пивного зала сделал, но Трактирщик ее завесил рогожей, а Овчару-Пейзажисту сказал, что Кровельщик пролил вар на крыше и фреску залило.

Был там и Трубадур, оочень давно, еще до возведения стен Корчмы, то есть себя-то он Трубадуром звал, а люди все больше Монголом, за злобность редкую и характерный разрез глаз. Вот с ним все в точности так и случилось, как с Полонием, только там были каперсы с истекшим сроком годности.

Постройка конечно получилась, но не Корчма, а Пивная, на Крепкое лицензию пока не выдали, но никто надежды не теряет, так и знайте.